Самахова И.А.
Метаморфозы творческих способностей

...Он стоит перед вами и молчит. Беспрестанно шмыгает носом и ковыряет пол носком ботинка. Всем своим видом давая понять, что ваш учебный предмет и вы сами с вашим высшим педагогическим образованием ему решительно безразличны.

Вспыхивает крамольная мысль: “То ли ребенок не способен учиться, то ли вы не способны его научить... Принципиальный ответ на вопрос о способности ребенка к учению и готовности педагога к организации эффективного обучения — ключевой для абилитационной педагогики.

Многолетняя деятельность Школы искусств, созданной в Новосибирске Алексеем Ивановичем Бороздиным, свидетельствует о поистине безграничных возможностях Человека обучаемого и Человека обучающего. Но это должен быть ансамбль личностей и единый творческий процесс, не поддающийся никакому научному описанию – процесс созидания особого рода способностей, обеспечивающих активизацию жизнедеятельности ребенка-ин валида, последовательного преодоления им своего недуга. Решение этой сложнейшей задачи — сфера компетенции АБИЛИТАЦИОННОЙ ПЕДАГОГИКИ.

Сразу же примем во внимание следующее обстоятельство: ученики Школы Бороздина — глубокие инвалиды детства, в большинстве своем официально признанные необучаемыми. Это — с одной стороны. С другой же — учителя-энтузиасты, не обремененные ортодоксальным педагогическим опытом и специальными знаниями, но глубоко верящие в исцеляющую силу творчества, человека творящего, реализующего свою, пожалуй, высочайшую миссию на Земле.

Есть и “оптимистическая гипотеза”. Требуется доказать, что ребенок, который в младшем школьном возрасте не ходит, не говорит, не может отличить мячик от зайчика, да и вообще почти не реагирует на окружающий мир — на самом деле способен к развитию, и результат обучения будет стоить потраченных неимоверных усилий. И это не должно быть отдельным случаем. Это должно быть устойчивой тенденцией, закономерным результатом интенсивно насыщенного творчеством обучения.

С этой архисложной проблемой скромный учитель музыки Алексей Бороздин столкнулся много лет назад, когда начал подрабатывать частными уроками и был приглашен в семью, где ребенок, как предупредили заранее, был “не совсем здоров”. Вот как это было.

...Увидев пятилетнюю девочку, в первый момент испугался — это было какое-то скрюченное существо, никак не реагирующее на приветствие и улыбку. Затея учить такого ребенка музыке поначалу показалась совсем абсурдной, но их уже оставили вдвоем, и спорить было не с кем, советоваться тоже, долго размышлять — тем более.

Девочка забилась в угол, а молодой тогда учитель...! подсел к-фортепиано и начал наигрывать незатейливые детские песенки, сочинением которых в те годы он сильно увлекался. В тот педагогически непростой момент Алексей Бороздин не думал, конечно, ни о каких приемах обучения. А тем более об авторской методике, о системе обучения, о своей Школе, об абилитациии.

Музицируя, он мельком взглянул на ученицу и вдруг заметил, что ребенок прислушивается к его игре. Через несколько уроков девочка уже пыталась подпевать непослушным голоском, и Бороздин подумал: “А, может быть, попробовать через пение научить ребенка говорить?”

Как-бы невзначай найденная методическая идея работает и сейчас — многие ученики Школы Бороздина произносят свои первые осмысленные звуки, подпевая учителю. Но сейчас это уже почти отработанная технология, освоенная многими педагогами. И тогда больная девочка в конце концов заговорила, а потом, как по волшебству, постепенно выправилось тело, исчезли гримасы и конвульсии.

Много лет спустя Алексей Иванович случайно узнал, что его первая необычайная ученица успешно закончила специализированную “английскую” школу и университет, счастливо вышла замуж. Более чем тридцатилетняя педагогическая практика еще не раз приподнесет такого рода сюрпризы, когда занятия музыкой явно благоприятно сказались на состоянии здоровья учеников, их развитии.

С течением времени возникла у Алексей Ивановича мысль попробовать специально заниматься с детьми, больными, к примеру, церебральным параличом. В районном обществе инвалидов с энтузиазмом отнеслись к этому предложению.

На первое организационное собрание пришли не столько больные ДЦП — у них есть другие реальные возможности для реабилитации, сколько семьи, оставшиеся безо всякой помощи, без малейшей надежды хоть на какое-то улучшение качества жизни детей-инвалидов, признанных неразвиваемыми и необучаемыми. Таких детей оказалось немало, но они редко попадаются нам на глаза, потому что проводят жизнь или в специальных интернатах для хроников или дома взаперти. Алексей Иванович, хоть и не был готов к столь нелегкому зрелищу, не смог отказать нуждающимся людям, привлеченным призрачной надеждой.

Так возникла уникальная школа, своеобразный педагогический эксперимент, который продолжается до настоящего ыремени. Школа нашла в те годы весьма символический приют в старом деревянном бараке, сохранившемся со времен первостроителей Новосибирского научного центра в глухом тупике за гаражами.

На первых шагах становления школы Алексей Иванович гарантировал любопытствующим родителям только одно: “Еще новому и никогда не навредила песенка про василек!”

Но законы педагогики тут же вступили в свои права. Оказалось, что для создания настоящей школы одной учебной дисциплины маловато. Поэтому Бороздин принялся срочно искать помощников, прежде всего, среди друзей и знакомых. Благо, в Новосибирском Академгородке, где происходят описываемые события, немало талантливых и неравнодушных людей, тем более, что Алексей Иванович обладает удивительным даром убеждения. Так, совершенно неожиданно для себя на многотрудную стезю творческой работы с детьми-инвалидами стали ученый-физик Владимир Алексеевич Лебедев, молодой художник-иконописец Владимир Баранов и преподаватель музыки Елена Леонидовна Мартынец. В научно-педагогическом плане показательным здесь является прежде всего то, что однажды найденный состав педагогов юколы, этот удивительный педагогический ансамбль, за годы существования Школы Бороздина практически не менялся. Может быть поэтому, понимая друг друга с полуслова, работая единой командой, они подчас добиваются таких высоких результатов, о которых могут только мечтать профессионалы.

Чуть-чуть теории. На самом деле далеко не так прост вопрос о целях художественно ориентированных занятий с глубоко умственно отсталыми, да при том еще и физически неполноценными детьми . Ведь большинство из них, если быть скептиками, реалистами и даже циниками, никогда даже не приблизятся к норме. Некоторые так тяжело больны, что долго не проживут.

Вполне вероятно, что убедительный ответ на этот вопрос заключается в том, что количество неполноценных детей во всем мире растет год от года в геометрической прогрессии, а уход за ними требует все больших и больших ресурсов общества, поэтому должны поощряться любые попытки повысить адаптивные возможности инвалидов, повысить профессионализм педагогов, работающих с ними.

Возможно убедит многих идея о том, что постепенно возвращающаяся в нашу жизнь христианская мераль вообще не допускает деление людей на полноценных и неполноценных, нужных и ненужых. Все живые души равны перед Богом, и при желании в этом можно отыскать глубокий рациональный смысл, идущий от общечеловеческих гуманистических идеалов. И, действительно, когда поближе познакамишься с ребятишками из Школы Бороздина, начинаешь замечать, что им присущи лучшие человеческие качества — чувство юмора, доброта, благодарность. Невольно задумываешься: “Что есть норма в развитии человека?”

Наиболее убедительным для концепции Школы Бороздина является философско-педагогический подход к делу. Вот его суть. Основным содержанием, а, пожалуй, и смыслом человеческой жизни является творческое развитие личности; любой человеческий индивид способен к развитию и непрерывному совершенствованию своих задатков; никто не может быть лишен права на развитие; состояние творчества — целительно для растущей личности; его истинные возможности еще не освоены теорией и методикой работы с детьми-инвалидами.

Здесь мы неожиданно вступаем в область педагогической этики, область нравственных взаимоотношений детей и взрослых. Жизненный опыт убеждает, что нередки случаи, когда естественное развитик ребенка по каким-то причинам затруднено, а реакция педагогов и родителей на это парадоксальная: ребенок, по существу дела, а не по демонстративным способам поведения, перестает интересовать педагогов, а подчас и собственных родителей. Так, мне известна одна московская семья, в которой мать — известный педагог-новатор (!) практически не общаемся со своей дочерью, страдающей олигофренией. В других же семьях больные дети внешне окружены постоянной заботой близких, искренне любящих их, но, на поверку дела, смысл этой заботы — не активизация развития ребенка, а лишь приспособление к его неизменному состоянию. Значит, суть педагогической опеки—- облегчение жизни взрослых членов семьи, а отнюдь не ребенка, которому необходимо развитие.

Опыт Школы Бороздина, деятельность других талантливых педагогов свидетельствует, что способности — дело наживное. Но требуют кропопотливого ухода, вдумчивого педагогического окружения. А величайшими помощниками здесь являются истинно человеческие качества: доброта, терпение, интуиция и искреннее желание помочь ближнему. На чаше весов, это, пожалуй, не менее важная составляющая, чем высокий профессионализм специального психолога или коррекционного педагога. А.И. Бороздин не устает доказывать, что достижения его коллектива не уникальны, они доступны практически всем, кто искренне верит в возможность изменить жизнь к лучшему.

Чтобы случайно не ускользнуть в высокие абстрактные рассуждения — немного эмпатии как способности сопереживать и понимать мир своих собеседников, своих учеников-подопечных.

...Представьте себе положение человека, чей образ мира лишен предметов и явлений, а состоит из хаоса звуков и красок, в котором невозможно самостоятельно разобраться. Несущая гармонию музыка, изобразительное искусство, изо-деятельность, помноженные на искреннее, доверительное соучастие педагога, помогают слабому уму упорядочить хаос, и это “вспышка сознания” в чем-то подобна озарению гения, творящего собственный мир. Это — не парадокс, это метаморфоза, сближающая в акте творчества несовместимые, на первый взгляд, полюса человеческого бытия.