Autism.Ru

 

Наша группа VK

Бороздин А.И.
Летняя Школа: педагогические зарисовки и размышления

Первые разговоры о Летней школы я услышал на конференции в Москве в марте 1995 г. На предложение принять участие ответил согласием, но что такое "Летняя школа" и какую роль я там буду играть мне было не совсем ясно. В своих докладах и сообщениях я в основном касался проблем работы с необучаемыми, очень нездоровыми детьми. Здесь же речь шла о работе с коррекционными классами. Как приспособить нашу методику к работе с этими классами, что мы конкретно будем делать, было непонятно. Положительным моментом в этих начальных разговорах было лишь то, что разработчики Летней школы обрадовались моему согласию поработать в Школе, и тут же родилась мысль организовать специальную группу из детей-инвалидов, чтобы мы могли заниматься своим привычным делом. А летом того же года я неожиданно попал в Красноярск, где проводил семинары для специалистов по реабилитации детей-инвалидов, и один из дней прожил в Красноярской Летней физико-математико-биологической школе. Там я увидел талантливых детей со всей Западной Сибири, там же я увидел и блистательных педагогов (в большинстве своем бывших учеников этой же Школы). Я наблюдал их в работе, в столовой и на отдыхе. Я даже прочитал им лекцию по истории музыки. Впечатления от этой Школы и легли в основу моих дальнейших размышлений о нашей Летней Школе: а как же будет у нас там, в Перми?

Коллектив моей "Школы Бороздина" небольшой: Владимир Алексеевич Лебедев, Владимир Александрович Баранов и я. Это, так сказать, основной состав. Есть еще Елена Мартынец ? пианистка. Владимир Алексеевич и Владимир Александрович поехать не смогли, и остались мы вдвоем с Еленой Леонидовной. А Елена Леонидовна, как я уже говорил, преподает у нас фортепиано и имеет дело с детьми, уже прошедшими наш курс, но не пожелавшими нас покинуть. Дни ее работы с нашими не совпадали, и она всегда оказывалась как бы в стороне от главных событий в ?Школе». Приглашая ее в Первую Летнюю школу, я особенно и не надеялся на ее согласие. От одной мысли, что мне придется ехать одному, было очень тоскливо на душе. Но Елена согласилась...

Поезд Новосибирск-Москва, постукивая на стыках, летел в неизвестное. И вот Пермь. На вокзале мы должны были встретить остальных участников Школы и с ними ехать на автобусе в какую-то Нытву. Нытва... Слово-то какое тоскливое, Господи! До встречи шесть часов свободного времени, и мы решили поехать в город. Это покажется удивительным, но мы за это время увидели почти все, чем гордится Пермь. Вернувшись на вокзал, мы никого там не застали. У меня был телефон какого-то мифического Рафа, который мог помочь нам в критическую минуту, но Рафа не оказалось дома. Он куда-то выехал, а куда ? неизвестно. Становилось скучновато. Время "Ч" неумолимо приближалось, а признаков толпы выдающихся педагогов России на вокзале не было. "Ну, хорошо," - думал я, "многие едут из Москвы, но ведь и из других городов тоже немало едет! Не в одном же они поезде приближаются к Перми! И тут на площадке у входа в вокзал появилась действительно толпа, в которой не хватало только нас с Еленой Леонидовной. Чудеса! Запихиваемся в автобус и едем. Я высматриваю знакомых, но знакомых мало, все больше люди новые. Тут же дети, собаки, шум, плач, лай. Едем долго. А когда уже после Нытвы въехали в дремучий лес, Елена Леонидовна сказала обреченно: "Тут мы и пропадем."

Но мы не пропали. Мы все-таки приехали на место, которое оказалось старым пионерским лагерем ?Гагаринец» в очень глухом месте на берегу Камы. Здесь еще сохранилась дюралевая ракета, все еще стояли флагштоки, и видно было, что когда-то здесь не на шутку бурлила жизнь. Теперь тут безлюдно и тихо, и только невероятно стройные сосны раскачиваются в вышине. Постепенно мы устраивались. Мне досталась отдельная комнатка в помещении медпункта, и я еще не знал тогда, что это почти царские хоромы, потому что остальным педагогам предстояло жить по нескольку десятков человек в домиках, именуемых корпусами.

И вот на веревках рядом с этими корпусами уже висят постирушки (жизнь берет свое!), уже наметились дорожки к железобетонным туалетам...

На следующий день обживались, знакомились, ходили в столовую, смотрели на красавицу Каму. Ни тебе телевидения, ни тебе радио, ни тебе газет, зато из любого угла этого старого лагеря был слышен неправдоподобно мощный голос того самого Рафа, которого я не нашел в Перми. Он приехал после нас и оказался великаном с рыжими волосами и красным лицом. Он принимал участие во всех дискуссиях, обещал выпускать газету, написать книгу или поставить пьесу о Летней школе. И в это, знаете, верилось. Может быть как раз из-за этого могучего голоса, а может быть и из-за чего-то другого. Время текло медленно. И для нас это оказалось очень кстати. Я пригласил в нашу группу двух московских психологов: Риту и Иру (Маргариту Михайловну Гордон и Ирину Владимировну Мухину). И теперь мы вчетвером соображали, как нам построить учебный процесс, решали, кто и чем будет заниматься и, главное, где. Дело в том, что этот старый лагерь не был приспособлен для работы Школы и помещений едва хватило для групповых занятий с коррекционными классами. А нам нужно было аж четыре комнаты, желательно расположенные рядом потому что мы ждали четверых детей, а уроки у нас индивидуальные, т.е. каждый педагог работает только с одним учеником. Дети после урока переходят от одного педагога к другому. Такого количества комнат нам не нашлось и вот мы сидим в беседке напротив вышеупомянутого медпункта и обсуждаем наше положение.

А медпункт этот, надо сказать, был выстроен добротно. В нем был даже теплый туалет, возможно, единственный во всем лагере. Вот какой комфорт меня окружал! Кроме всего прочего, у медпункта этого имелись просто роскошные веранды. На этих верандах мы расположим троих педагогов. Дети во время занятий не будут видеть друг друга (правда, как потом оказалось, будут слышать), и не будут отвлекаться от урока. Условия, прямо скажем, не ахти какие, но жить можно. Для меня же обещают привезти из Нытвы пианино. Я буду работать в клубе. Это метров 150 от веранды. Ребенок, отзанимавшись на веранде, отправится в сопровождении мамы в клуб. Там его встречаю я, и мы продолжаем разговор...

Раф шумел своим мощным голосом неподалеку от нас. У него в руках была камера. Он брал интервью у неизвестных мне пока учителей.

Удивительно, как быстро при таких больших расстояниях между домиками и при каком-то пустынном безлюдье распространяются здесь распоряжения начальства! Я так и не понял, кто сказал, что нужно написать заявку на материалы, необходимые для работы. Мы написали и пошли получать. И получили бы сразу, так как нам мало чего потребовалось, но тут появился Михаил Абрамович Ройтберг, учитель математики, и попросил нас уступить ему очередь: он куда-то страшно спешит (куда тут можно спешить?). Я в задумчивости кивнул головой, и Михаил Абрамович начал получать. Он получал долго. Очень долго. Мы уже и на Каму насмотрелись, а он все считает ручки, книжки, тетрадки... Похоже он собирается обучить математике детей какой-нибудь бедной африканской страны. Интересно, что отоварив свой необъятный список, Михаил Абрамович мирно стоял в компании приятелей и никуда не спешил. Свои материалы мы получили уже после обеда.

Столовая. Три окна для раздачи пищи. В каждом - очаровательная девушка. И каждая работает быстро, ловко и красиво. Подходишь и буквально чувствуешь, что именно тебя тут ждали, чтобы повкуснее и посытнее накормить. Зал огромный, народу много, а очереди нет. Но надо было видеть, как устали эти чудесные девчушки к концу Школы!

А на следующий день нас повезли в Нытву. На медкомиссию. Нытва ? малюсенький районный центр, состоящий из нескольких улиц и старинного металлургического заводика с плотиной. Но в поликлинике все серьезно, как в больших городах. Перед дверью в кабинет по забору крови я делаю испуганный вид и до того правдиво, что медсестра испугалась, а Михаил Абрамович (святая душа!) предложил сдать кровь за меня. Медсестра выпучила на него глаза и спросила: " Хорошо, я возьму у вас два раза, а вы можете поручиться за Алексея Ивановича? " - "Поручиться не могу, " - сказал честный Михаил Абрамович, и я проследовал в кабинет.

Я давно заметил, что чем меньше город, тем лучше в нем медсестры. Как меня мучили в сердечных клиниках крупных городов заспанные или нерадивые "кровопийцы", страшно вспомнить! А тут я и не заметил, как все началось и как все кончилось. На обратном пути я попросил нашу школьную медсестру передать привет той девушке, что брала анализ у меня, и сказать ей, что она - "Паганини иглы". Но наша медсестра не поняла, чего я от нее хочу.

"Что тут особенного, я еще лучше возьму, " - сказала она. "А кто этот, что вы сказали? Паганини? " - Да. "Был такой виртуоз. "

Пошел последний день перед приездом детей. Я собрал свою группу, и мы вновь и вновь прикидывали, что и как будем делать. Окончательно решаем: Рита - психолог, Ира - художник, Елена будет заниматься развитием двигательных навыков, а в моем распоряжении пианино. Я предложил вести дневник. Записывать в него самое главное, что будет происходить на каждом уроке у каждого ученика. Таким образом мы получим общую картину и сможем проследить динамику развития любого из четырех детей, которых завтра нам привезут.

Привезли пианино и настройщика. Он возился довольно долго. Меня позвали принять работу. Я расписался в бумажке, где помимо прочего стояла небольшая, по меркам Новосибирска, сумма за работу. Мастер попросил меня попробовать инструмент. Но я не стал этого делать. "Инструмент старый," - подумал я, "везли его в грузовике по лесной корявой дороге, сделать его идеально невозможно. Возьму аккорд, а он вдруг фальшивый... Да и что изменится, если я забракую работу этого, в общем-то старательного человека? Ну не заплатят ему этот мизер..." Это мое пессимистическое настроение можно объяснить огромным нервным напряжением во всей нашей группе в ожидании детей и начала работы.

А мастер и вправду оказался неплохим. Пианино немного расстроилось лишь в самом конце Школы. А играли на нем много.

Первого августа приехали дети, а второго мы начали с ними работать. Первый день оказался очень трудным для всех нас. Мы чертовски устали, и после уроков в дневник, кроме Елены Леонидовны, никто ничего записывать не захотел. А зря. Дело в том, что даже через небольшой промежуток времени острота восприятия стирается и вспомнить четко и ясно, что было на уроке довольно трудно. К этому нужно прибавить и то, что каждый последующий урок стирает впечатление предыдущего. Потом наши дела наладились и конвейер заработал на полную мощность. Но это потом.

Первым у меня был Денис О. В зал вошел вполне нормальный подросток, ну разве несколько скованный. Я начинаю петь с ним простые песенки. Он вынужденно поет. Свободный диалог не получается пока, но я чувствую, что олегофренией в степени дебильности (это диагноз болезни Дениса) тут и не пахнет. То, что он зажат ? понятно: новый для него человек, новая обстановка, новое дело, да и груз какого-то прошлого, мне пока еще неизвестного, давят на него. Урок прошел вполне нормально для первого раза, и я решил уже сегодня вечером поговорить с некоторыми педагогами насчет доплнительных занятий с ним. А так как впечатление от первого урока с Денисом и у моих коллег было точно таким же, как и у меня, я, встретив Михаила Абрамовича, идущего в глубокой задумчивости по главной улице лагеря, ему первому изложил и свои соображения насчет Дениса вообще, и просьбу насчет дополнительных занятий. Я еще не окончил последней фразы, а Михаил Абрамович уже согласился, и на следующий день успешно занимался с Денисом матемптикой.

Его впечатления от первого урока были просто поразительны. Денис показался ему вполне здоровым парнишкой. Директор Школы, Виктор Кириллович Зарецкий, вклбчил Дениса в футбольную команду и довольно быстро обнаружил его способность видеть поле и адекватно оценивать игровую ситуацию. В дальнейшем именно Денис помог своей команде выиграть два матча. Начали заниматься с Денисом и английским языком, и фотоделом. Кстати, фотографировать он научился за один день, а проявлять пленки и печатать фотографии ? за три дня. Вернее, ночи. Плахотников Сережа учил Дениса игре на гитаре, и Денис был лучшим учеником. (Остальными учениками были дети педагогов!) Но самым удивительным было видеть Дениса на территории лагеря с видеокмерой на плече. Дело в том, что наш кинооператор, Павел Гайванский, снимал мой урок с Денисом. Этот, четвертый по счету, урок был уже просто уроком нормального ребенка. Павел настолько был потрясен увиденным, что в тот же день показал Денису как обращаться с камерой и стал привлекать его в качестве помощника к своей работе. Денис таскал камеру, менял кассеты, а вскоре и сам начал снимать сюжеты из жизни Школы. К тому времени мы уже понимали: диагноз Денису поставили или социальный (семья слыла в Нытве неблагополучной) или заказной (чтобы платили пособие). Но с диагнозом олигофрении в степени дебильности Денис был обречен, и мы всей Школой рванулись ему на помощь...

Чтобы дополнить рассказ о Денисе, приведем здесь же отзывы о нем нескольких педагогов Летней школы, прозвучавшие на семинаре А.И. Бороздина для нытвенских учителей.

Галина Николаевна Никифорова (учитель английского языка): "В первые дни Денис был очень замкнутый. Через несколько дней расцвел, как цветок. Занятия английским языком показали, что он способен воспринимать материал на слух, запоминать лучше, чем его сверстники из обычной школы."

Михаил Абрамович Ройтберг (учитель математики): "Я провел с Денисом диагностическое занятие и могу утверждать, что это уровень знаний второго класса. Он не знает таблицу умножения, но он далеко не один такой в шестых классах. И это отставание - не проблема, он быстро догонит. Дело в том, что Денис очень быстро развивается. С точки зрения математических тестов Денис ничем не отличается от сверстников. В логическую игру он играл на равных с лучшим учеником. Я предлагаю желающим с ним сыграть. Я ставлю на Дениса."

Виктор Кириллович Зарепкий (тренер футбольной секции, директор Летней школы): "Первый удар по мячу показал, что Денис никогда в футбол не играл. Через 20 минут он был лучше всех. И когда начали играть через час, он был на поле самым лучшим. Сейчас он в команде лагеря, забил два гола в финальном матче, проявил необыкновенное позиционное чутье и понимание игры. Для меня здесь две вещи начисто перечеркивают диагноз. Первое - необыкновенная обучаемость Дениса, и второе - свойственное ему видение ситуации в целом, проявленное в логических играх. Это - показатель высоких интеллектуальных способностей. Мы имеем дело с ребенком запущенным, недообразованным, но ,в принципе, с одаренным."

Маргарита Гордон (психолог): "Для нас совершенно очевидно, что Денис - мальчик здоровый. С моей точки зрения, даже о ЗПР говорить не приходится, только о педагогической запущенности. Аргументов много, но я приведу лишь один. Любимым занятием Дениса на моих уроках были логические игры и головоломки. А на ИЗО с Ириной Мухиной они, помимо рисования, с успехом решали геометрические задачи типа построения развертки объемных фигур (куба, пирамиды) и нахождения на фигуре точек, показанных на развертке. Это почти уровень 1 курса института - начертательная геометрия."

Жизнь в Школе кипела. После трудовых дней, уже ночью, шли просмотры открытых уроков, записанных на видеокассеты. Желающие принимали участие в обсуждении этих уроков, а эти обсуждения, в свою очередь, тоже снимались на пленку...

На берегу Камы горел костер и мы, вглядываясь в звездное уральское небо под неподражаемые песни Сережи Плахотникова, встречали утро. В другую ночь здесь читала свои стихи удивительная женщина и поэтесса - наш школьный врач Марина Рошко ... Потом мы с ней напишем Гимн Летней Школы. Многое будет потом из того, что составит саму суть нашей Школы: педагогический подвиг, гений, мастерство и пример.

Невозможно забыть урок английского в исполнении (так!) Галины Николаевны Никифоровой из Красноярска, не изгладятся из памяти уроки Сергея Плахотникова и удивительные танцы, поставленные Виноградовой Галиной Дмитриевной из Рязани, как живая будет стоять перед глазами выставка живописных работ (педагог - Далецкая Юлия Павловна из Санкт-Петербурга), будет помниться открытый урок Елены Матрынец и многое другое, из чего состояла Первая Летняя Школа, а именно: дружба, доверие и уважение к труду друг друга.

И, конечно же, не удержусь от пожелания Виктору Кирилловичу Зарецкому продолжать проводить Летние Школы чего бы это ему ни стоило. Думается, что именно это его детище и есть самое-самое главное.

 

 


 

 

 

 

 

 

TopList
Наша группа VK