Е.И.М.
Исповедь матери аутичного ребенка, или внутренняя феноменология первой сессии холдинговой терапии

Мне тоже страшно и невыносимо больно. Но надо войти в эту дверь ради своего единственного сына. Поскольку свои жесткие, даже жестокие, уроки я (профессиональный психолог) уже получила, оставлю за рамками этого описания классический вопрос "как сапожник остался без сапог?". Испытывая те же трудности, что и другие "обнажающиеся", для начала честно обозначу свой главный мотив - это, конечно же, собственная психотерапия. И уже, во-вторых, учитывая небольшое количество публикаций о холдинге в отечественной печати, надеюсь, что коллегам, работающим с аутичными детьми и их семьями, мой опыт может показаться интересным.

Общая характеристика моего ребенка.

Мальчик, 3 года 3 месяца. Физически здоров, подвижен, хорошо координирован. Говорит мало и малопонятно. Приведу отзывы о нем окружающих: миленький, смышленый, сообразительный, себе на уме, вылитый папа, потешный (об активной и живой мимике), метеорит, или "средство для похудения", человек настроения.

Беременность и роды проходили без осложнений. Родился здоровым. В 2,5 месяца появился комплекс оживления в развернутой форме. Мы почти все время проводили вместе, сын любил быть у меня на руках или в рюкзаке. Хорошо гулил и лепетал в присутствии "своих" взрослых. Пошел в 10 месяцев. К году говорил облегченные слова, выполнял мои простые поручения. Со второго месяца жизни проявилась одна отличительная особенность, очень для меня утомительная. Сын оказался малоспящим ребенком. В общей сложности спал до 9 часов в сутки, причем спокойно только первые 30 минут. Во время бодрствования был активным, веселым, любознательным. Другие сравнивали его с "пылесосом", так жадно он ловил все происходящее вокруг.

Мальчик всегда предпочитал общаться с более старшими детьми, к малышам был равнодушен. Своего двоюродного пятилетнего брата просто обожает, буквально смотрит ему в рот, подражает. Любил и любит, когда к нам приходят гости, хотя ему требуется некоторое время для адаптации (от 20 минут до 1-2 часов, в зависимости от того кто пришел). Ведет себя доброжелательно, пытается "по-хозяйски" обхаживать. Сам тоже любит ходить по гостям. Отличная память: даже через несколько месяцев помнит, где в чужой квартире лежит заинтересовавший его предмет, где дверь в туалет и т.п.

В детский сад начал ходить с 2,5 лет. Период адаптации занял примерно 2 недели и прошел довольно спокойно: без явных изменений поведения, капризов, энурезов и т.п. Воспитатели его характеризуют как очень подвижного, но в целом дисциплинированного ребенка. Соблюдает режимные моменты, в основном подчиняется групповым правилам, сформированы необходимые навыки самообслуживания (сам ест, ходит в туалет, моет руки, обувается и др.). отзываются о нем как о нежном мальчике: любит посидеть на руках, может подойти обнять, поцеловать.

Воспитатели указывают на следующие особенности сына:

1. Говорит плохо, невнятно, категорически отказывается повторять.
2. Задания на занятиях, если они не связаны с речью, выполняет быстро и правильно. После чего начинает либо бегать по группе, либо требует, чтобы воспитатель был возле него. Не принимает помощи взрослого в рисовании, лепке и т.д.
3. Предпочитает играть в одиночку, особенно в настольные игры типа мозаики, конструктора. На улице играет с другими детьми, но в основном не по собственной инициативе.
4. Непредсказуем. Через полгода посещения им сада воспитатели отметили, что могут представить реакции всех детей на определенные ситуации, а сын всегда реагирует по разному.

Первые тревожные признаки были мною замечены около двух лет. Примерно в 1 год и 10 месяцев мальчик буквально с лету выучил все буквы (а немного позже и цифры) и очень уж ими радовался, узнавая на стенах домов, на плакатах. С этого же времени стала заметной и остановка в речевом развитии. Постепенно он все меньше говорил, новые слова вообще не хотел повторять. Если я ему пела или читала, часто просто закрывал мне рот рукой. К 3 годам стала сильно выраженной моторная алалия6 сын понимает речь хорошо (когда слышит), но высказывается короткими и малопонятными предложениями, набор которых стереотипен и ограничен рамками ежедневных бытовых ситуаций ("дай пить", "хочу булку" и т.п.). спонтанная речь практически отсутствовала.

Примерно в 2 года и 3 месяца стала сильно заметной кинестетическая стереотипия: кручение левой рукой (а при сильном возбуждении и двумя руками) или каким-либо предметом; малыш полюбил смотреть на вертящиеся объекты: колеса проезжающего велосипеда, барабан стиральной машины.

К 3 годам стала отчетливо выраженной неравномерность в поведении и умственной деятельности: периоды, когда он внимателен и целенаправлен, сменяются периодами полного игнорирования и неподчинения. Еще одной ярко выступившей особенностью поведения сына стали попытки мной руководить. Такое агрессивное и негативное отношение к матери появляется только в присутствии незнакомых людей. Аутоагрессии никогда не наблюдалось.

Диагноз: аутизм.

Предполагаемая причина. Прекрасно знаю что в настоящее время преобладает мнение о полиэтиологии аутизма. Но в своем случае все же больше склонна считать происхождение заболевания психогенным, а именно следствием эмоциональной травмы (примерно в 1 год и 7 месяцев). Я прекрасно помню этот случай, и если он и не был травмой для ребенка, то он точно был травмой для меня, и после нее началось мое собственное эмоциональное разрушение.

Диагноз мной был принят сразу, поскольку совпадал с моим собственным (хотя и была надежда, что я ошибаюсь). То есть тяжелая внутренняя работа по переориентации со здорового ребенка на ребенка с особенностями развития была к этому времени уже проделана. Есть еще одно очень важное обстоятельство, на которое необходимо указать до описания самого холдинга. В силу сложившихся причин терапией приходилось заниматься в одиночестве, без поддержки отца ребенка или других членов семьи.

1 сеанс.

Проходил в присутствии психолога и длился 40 минут. Из них 30 минут - это время плача, крика и попыток вырваться. Но мне было легко его держать, хотя мои ласки были несколько зажатыми,. А прикосновения нервными из-за некоторой неловкости в выражении чувств в присутствии постороннего человека. И к концу сеанса сын расслабился, и мы смогли посмотреть друг другу в глаза.

Я осознала, как давно я не видела своего малыша. Конечно, видела - и долго, и близко, но последнее время между нами всегда было некое "дело": причесаться, искупаться,. Почитать и т.п. Я давно не видела просто своего самого любимого и дорогого человека.

После сеанса у меня возникло чувство облегчения и ощущение некоего возврата в наше счастливое младенчество.

2 сеанс.

Также проходил в присутствии коллеги и продолжался примерно столько же времени. Было значительно легче, сын уже не так сильно сопротивлялся. Контакт глазами, хотя и кратковременный, удавалось установить несколько раз в начале и в конце сеанса. На стадии расслабления мы прекрасно порисовали друг другу по лицу, вместе рассказали несколько стихотворений, которые я ему часто читала в первые годы жизни.

3 сеанс.

Проводила я сама. Я уже значительно свободнее могла выражать свои чувства: и положительные, и негативные. В начале сеанса сопротивления не было, сын сам принял нужное положение. Контакт глаз возник в самом начале. Но у меня было ощущение, что он смотрит сквозь меня, что он не здесь, не со мной, что слишком послушен, что просто притворяется, чтобы меня перехитрить. И действительно, хотя периодически он смотрел (точнее, посматривал) мне в глаза, не хотел делать то, что я предлагала. Примерно на 20 минуте мне удалось его расшевелить и заставить сопротивляться. Все выглядело, как и на первом сеансе: никакого содержания, только чередование силы и нежности. Только через час мой мальчик сдался расслабился и уснул.

У меня такое ощущение, что мы с ним стали заново открывать друг друга, по иному с интересом смотреть друг на друга.

4-6 сеансы.

Внешне они проходили значительно спокойнее. Уже не было столько крика и физической силы. Но если движения за мной он повторял, то слова не хотел. Появилась новая форма сопротивления: сын теперь не столько вырывается всем телом, сколько демонстративно молчит. Опять пришлось просто физически бороться с этим вытянутым языком и сжатым ртом. Конечно же мне удалось его одолеть. В конце сеанса он активно повторял за мной движения, слова, делал логопедические упражнения.

В спонтанной речи появилось местоимение "я": "я упал", "я съел" и т.п. До этого малыш называл себя по имени. Еще достижение: попросил на улице у незнакомого большого мальчика водяной пистолет, немного им поиграл и по моей просьбе вернул.

Теперь мы долго и по-разному играем в мяч, бадминтон и другие подвижные игры. Я его веду за собой! Мы счастливо смеемся.

Воспитатели отметили, что после ужина ребенок стал смотреть в окно и ждать маму.

7-10 сеансы.

Становится все меньше физического сопротивления и все больше содержательного, целенаправленного общения. Контакт глазами уже удается устанавливать гораздо чаще, и он более длительный. Сопротивление теперь проявляется в середине сеанса: сын потеет, пытается "пободаться", при этом постоянно смотрит в глаза. Ощущение, что он "борется глазами", поскольку больше нечем.

Я рассказывала о близкой поездке на море и о том, каким оно бывает, как мы хорошо и интересно проведем время. Вспоминаем то, что случилось за день. Конечно, в основном говорю я, но сын тоже уже пытается вступить в диалог.

Утром залез на меня, лег, стал имитировать сеанс: "лежи", "руки", "смотри в глазки", "поедем на море"…

Те простые формулы руководства с моей стороны, которые уже выработались в процессе сеансов, становятся своеобразным кодом при его непослушании. Иногда достаточно один раз повторить, глядя в глаза, и капризы прекращаются.

11 сеанс.

У нас регресс. После поездки с папой в парк был перевозбужден, ничего не слышал, разбрасывал книги и игрушки. Сеанс проходил экстренно и не в то время, к которому мы уже привыкли. Было также трудно, как и в первый раз. Сопротивлялся по-разному: и вырывался, и кричал, и бодался, и кусался. Удалось успокоить и добиться взгляда в глаза только минут через 30. немного посчитали, потом несколько раз (по его просьбе) прочитали-рассказали любимый им рассказ В. Сутеева. Планировали поездку на море.

Когда забирали из детского садика, сам первый мне сказал: "Я смотрю в глазки" и посмотрел. Пытался рассказать о том, с кем из детей играл. Долго и внимательно (минут 5-7) следил со мной за следом самолета в небе. Потом рассматривали облака и придумывали на что они похожи.

12 сеанс.

Опять новое сопротивление - с самого начала и при контакте глаз. Я бы назвала это борьбой-игрой, при которой он пытается освободиться и физически (но достаточно мягко), и сопровождает это речью: "Это моя рука, это моя нога" и т.п. Держу силой с повторением "наших формул". Сын смотрит в глаза, одновременно смеется и плачет. Подчинился минут через 10. дальше было содержательное занятие.

13-15 сеансы.

Внешне уже выглядели как обычные занятия матери с обычным ребенком. Только несколько раз приходилось мягко брать в руки лицо сына и повторять "наши формулы". Этого было уже достаточно для сохранения контакта.

Изменения, которые наблюдались через 2 недели холдинговой терапии.

Сын стал более внимательным чаще смотрит в глаза. По времени мы общаемся примерно столько, сколько и раньше, но уже качественно совершенно по-иному. Если раньше у меня было чувство, что почти все (разговоры, чтение, конструирование, рисование) практически впустую, то теперь уже заметны те новые способы и приемы, которым сын научился у меня. Старается повторять слова, больше появилось спонтанной речи. Иногда говорит о своих чувствах: "боюсь абаку (собаку)", "мне больно". Воспитатели в саду отмечают, что он стал больше играть с детьми, причем по собственной инициативе, довольно спокойно дает поиграть своими игрушками. Вообще, окружающие говорят, что мальчик стал спокойнее и послушнее, более разговорчивым.

Думаю, что холдинг помог сыну по новому определить и свои, и мои границы, почувствовать и мою силу, и мою любовь, снова начать мне доверять. Но, наверно, в еще большей степени холдинг помог мне самой. Постепенно начавшийся после той травмы перенос негативных чувств с мужа на сына и, соответственно, моя собственная закрытость перед ними двумя, были мною осознаны уже давно. И у меня хватило мужества это отследить и признать себе, что любовь к сыну, отравленная виной перед ним, переросла больше в долженствование, а невыполненная материнская задача защитить собственного ребенка - в опеку и потакание. Но если раньше я понимала это только головой, то холдинг помог пережить это всем существом. Я смогла выплакать свою вину перед сыном, очиститься от горечи, переплавить накопившуюся боль и злость на себя в собственную, уже созидательную силу.

Я прекрасно понимаю, что это только начало долгого и трудного пути развития, требующего от меня постоянной бдительности. Но чувствую, что те барьеры, которые полтора года назад возникли между мной сыном, почти разрушены. Теперь наши отношения ничем и никем не отравлены, мы уже можем радоваться друг другу и жизни в целом, общаемся более честно и искренне, надеюсь - уже навсегда.